Борис Павлович: «По крайне мере, мне здесь не скучно»

Борис Павлович

В первых числах марта «Театр на Спасской» со спектаклем «Я (не) уеду из Кирова» принял участие во внеконкурсной программе национального театрального фестиваля «Золотая маска» – «Маска плюс».

В рамках этой программы был показан и спектакль «Моя война» (драматург и режиссёр – Сергей Березин) Драматической лаборатории ВятГГУ Бориса Павловича, художественного руководителя театра. Кировские спектакли были представлены на культовых театральных площадках столицы – в Центре им.Вс. Мейерхольда и Театре.doc. Сегодня вечером в «Театре на Спасской» – премьера спектакля по пьесе Александра Молчанова «Убийца» в постановке Павловича. А между гастролями в Москву и премьерой была запланирована встреча Бориса Дмитриевича, который в конце прошлого года принял предложение губернатора стать советником по культуре, с Никитой Белых.

Три серьёзных повода для серьёзного разговора – о театре, его границах и возможностях, о дне сегодняшнем и перспетивах дня грядущего – подразумевают, быть может, предельную концентрацию смыслов, а потому никакой точки в конце такого разговора поставлено быть не может. Но, согласитесь, точка, как знак препинания, иногда вызывает у нас внутренний протест – своей очевидностью, своей законченностью. Впрочем, дело даже не в этом. Театр – это всегда и прежде всего движение и процесс. Иначе – невозможно, ненужно, бессмысленно. Отчего многоточие в финале разговора, подразумевающее возможность продолжения разговора, становится несоизмеримо ценнее.

После каждого из спектаклей, показанных на «Маске плюс», прошли обсуждения. Что в них стало для вас самым ценным?

– Состоялся очень своевременный разговор о границах театрального искусства. Это была одна из главных тем, и она до сих пор остаётся для меня открытой.

Я привёз на фестиваль два спектакля, каждый из которых находится за пределами привычного представления о профессиональном театре. Мнения критиков, экспертов, зрителей раскололись. Если большинство из них согласились, что спектакль «Я (не) уеду из Кирова», не смотря на то, что там играют школьники, может считаться художественным произведением (присутствие режиссуры в этом спектакле очевидно), то в случае со спектаклем «Моя война» мнения разделились. Разгорелся спор.

С эстетической точки зрения там действительно очень много вопросов. С Сергеем Березиным, который выступил и автором пьесы, и режиссёром, и исполнителем главной роли, всё понятно: у него получились почти монологическая пьеса и спектакль. Он делает всё достаточно убедительно. Чего нельзя сказать об остальных ребятах, занятых в спектакле. А потому возникает много-много-много разных нареканий. Кто-то провёл аналогию между этим спектаклем и детскими рисунками – они могут быть и искренними, и живыми, их здорово рассматривать, но их не оценивают на профессиональных смотрах живописи. Но для меня вопрос стоит категорически по-другому. Я настаиваю – и часть критиков, и участников фестиваля, присутствующие на обсуждениях, были на моей стороне, – что «Моя война» должна и может рассматриваться, как полноценное произведение искусства.

От того, что спектакль местами, быть может, неуклюжий, местам наивный, он не становится менее художественным. Нельзя сказать, что те движения души, которые там есть, самодеятельны. Самодеятельность всегда вторична, и когда мы говорим о ней, мы понимаем, что она всегда является производным, копией: народный театр – всегда копия театра профессионального, детский хор – копия взрослого. Но когда мы сталкиваемся с юным Лобертино Лоретти, мы же не говорим, что это любительское творчество. Потому что он не является копией чего бы то ни было.

Мне кажется, что «Моя война» в каком-то смысле – это «новая советская» проза. Мне очень импонирует немного сентиментальный, проникновенный стиль, слог повествования – и в пьесе, и в спектакле. Я вижу в нем что-то такое, чего сейчас больше никто не делает. Осмелюсь предположить, что именно поэтому спектакль и пригласили на «Маску плюс».

На «Маску Плюс» приглашают те спектакли, которые формируют определённые тенденции в современном театральном процессе. Насколько «Театр на Спасской» вписался в заданный формат фестиваля?

– Я не могу сказать, что такие спектакли – общероссийская тенденция. Нет. Об этом можно говорить только в отношении Кировской области. Те два спектакля, которые мы привезли в Москву, и в которых играют школьники и студенты, – такого больше нет нигде.

Ужасно жалко, что наряду с этими названиями на фестиваль не смог поехать спектакль «Видимая сторона жизни» Яны Савицкой, поставленный в рамках проекта «Актёр крупным планом», который можно считать продолжением движения нашего театра в этом же направлении, только уже на профессиональном уровне. Это история, которая также не является тоталитарно режиссёрской: мы видим здесь актёра со своим личным высказыванием.

Для меня эта тенденция очень важна. Сейчас понятие «сопереживание», которое всегда имело непосредственное отношение к театру, оказалось профанировано. Появилось столько всего, чему можно сопереживать – реклама, американское кино, перевыборы Путина… Даже оппозиционную активность можно считать неким актом сопереживания. И искусство сегодня на этом фоне блекнет. Нам остаётся два выхода – либо вливаться в арт-группу «Война» и создавать какие-то проекты, эксцессы на грани терроризма, либо думать о том, что же искусство само по себе, не выходя за свои рамки, может принести. Для меня искусство приносит объективную пользу для тех, кто им занимается. Если мы говорим о границах искусства, здесь для меня ключевым словом является понятие «вовлечение».

Можете привести пример?

– Четыре года назад, когда драматическая лаборатория только начиналась, мы поехали в качестве гостей на фестиваль «Новая драма», который, как выяснилось позже, стал последним, но тогда об этом, естественно, никто не догадывался. А фестиваль оказался очень серёзным по своему уровню и очень урожайным: именно тогда состоялась премьера пьес «Экспонаты» Дурненкова, «Титий Безупречный» Курочкина, «Жизнь удалась» Пряжко. Поездка послужила для нас очень серьёзным толчком. Для студентов это было существенное расширение кругозора, они впервые столкнулись с форматом документального театра, с новой драмой. Для меня произошла встреча с Еленой Ковальской и Михаилом Угаровым, возникла идея спектакля «Так-то да».

От этого фестиваля пошли такие круги по воде. Для меня это очень важно. Есть профессиональное сообщество, внутри которого существуют какие-то кланы – очень узкий, всем известный (фамилии можно перечислить через запятую и никого не забыть) клан «новой драмы», клан Николая Коляды, Миши Угарова. Они вроде бы и сообщаются, но по большому счёту существуют довольно герметично. Тут же произошёл очень интересный эффект: приехали студенты, что-то посмотрели, и началось какое-то движение. Пусть на уровне студенческом, любительском, но это было именно инспирировано. И круги на воде продолжали расширятся. Пьеса Сергея Березина и его спектакль «Моя война» тоже стали отдалённом эхом той московской поездки. Ребята не просто посмотрели со стороны на разные художественные тенденции, они примерили их на себя. И это по-настоящему изменило их. Так же, как участие в проекте изменило школьников из «Я (не) уеду».

В чём уникальность тех спектаклей, которые вы возили в Москву?

– На сцену выходят непрофессиональные актёры, большинство из которых даже в театральной студии никогда не обучались. Они говорят что-то очень важное для себя. Снова, снова и снова… Всего мы сыграли этот спектакль уже 13 раз. А в зале сидит четыреста зрителей. И внимательно слушают. Для меня очень важен именно этот акт коммуникации, который творит чудеса. Он лежит вне какой-то эстетической красоты – пьесы, музыки, сценографии. Просто один человек хочет что-то сказать, а другой хочет его услышать. И в этот момент происходит то, чего не происходит с этими школьниками в классе. Не происходит дома, в семье, на улице… Благодаря спектаклю становятся возможным общение, понимание, невозможные ранее. И становятся возможным именно и только в театре.

Наверное, это то, что сегодня искусство в принципе может дать человеку. Для меня понимание этого стало главным открытием «Золотой Маски». Я убедился, что нам надо и дальше следовать в этом направлении. Оно верное. Но при всё том это направление, которого многие профессионалы не понимают и не принимают. Они говорят, что надо по-прежнему искать эстетику, красоту и форму. Правильно говорят. Я этого не отрицаю. Но ведь существуют и другие направления, подходы.

То есть на самом деле никаких границ не существует?

– Без границ-то тоже нельзя. У всех есть свои критерии. Для меня критерий – коммуникация. Для постдраматического театра, для Ромео Кастелуччи, – это эстетика, философия. Для Дмитрия Крымова – это метафора, это фактура. Просто очень важно «не вестить» на чужие критерии, а следовать своим.

Театр в поисках героя

Если пользоваться вашей классификацией, которую Вы предложили в одной из последних своих публикаций в «Петербургском Театральном Журнале», – «опасный» – «не опасный» спектакль, можно предположить, что «Убийца» по пьесе Александра Молчанова будет опасным спектаклем…

– Опасный спектакль – это когда ты не знаешь, не можешь спрогнозировать, как его будут воспринимать. В «Убийце» есть чёткий, внятный мэссидж, связанный с природой насилия, с чувством собственного достоинства, с богоискательством. Поэтому я отчётливо представляю тот коридор, в котором он будет работать, и могу предсказать, кому это будет неприятно, а кого может заинтересовать. Это как раз тот случай, когда я увидел пьесу и обрадовался тому, насколько она ясная, прозрачная, и возликовал. Это тот случай, когда мне не нужно ничего доказывать: вот пьеса, где всё написано, вот актёры, которые это понимают. Моя задача, как режиссёра, помочь им соединиться. И помочь спектаклю соединиться со зрителем. Я бы не назвал его опасным.

Павел Руднев, известный театральный критик, пишет о приёме остранения, который использует драматург в этой пьесе. Можно ли говорить в связи с этим о новом, возможно, ироничном существовании актёров в новом спектакле?

– Я так не думаю. И не считаю, что остранение непременно связано с иронией. У нас в спектакле нет никакого иронического остранения, хотя и есть принципиальное разделение актера и персонажа. Подростки – дико серьёзные люди. Именно поэтому для них крайне сложно найти материал. Если говорить на какие-то тебе интересные темы – они могут оказаться не интересны подросткам. А честно говорить на темы, которые интересны им, достаточно сложно самому. Мне нравится, что в пьесе и в спектакле найдена очень серьёзная интонация. Это, с одной стороны, такая молодёжная серьёзность. А с другой стороны, она естественная, мне в ней комфортно. Это абсолютно моя пьеса.

Её уже поставили в Москве, в Новосибирске, Кемерово, Великом Новгороде, Хабаровске. Пьеса получила третий приз на конкурсе «Золотой Маски», спектакль, поставленный Московским ТЮЗом, номинирован в этом году на «Золотую маску». С чем Вы связываете такой успех «Убийцы»?

– Новая драма так отчаянно уходила от прямолинейности советской драматургии, что в конце-концов все устали от пьес со смазанным посылом. Если мы посмотрим на эволюцию драматургии, то увидим, что в 90-е случился бум, связанный с творчеством Людмилой Петрушевской, Николая Коляды, которые уходили от прямого высказывания, от советского разделения на «хороших» и «плохих», когда сместились все понятия. Новая драма окончательно это размыла. Отказ от героя стал программным. И в итоге последняя «Новая драма» в 2008 году проходила под лозунгом «Ищу героя», потому что наступило такое время, когда стало тяжело существовать в этой системе смещённых ценностей. Все жаждут героя. И «Убийца» – это тот случай, когда формально – это «новодрамовская» пьеса, но в ней есть что-то такое, почему все соскучились. И я в первую очередь.

В своём тексте в «ПТЖ» вы сраниваете репертуары современных театров с меню в разных филиалах «Макдональдса». В этом смыселе репертуар «Театра на Спасской» всегда был – и при Бородине, и при Клокове, остаётся и при Вас – эсклюзивным, уникальным. Насколько непросто следовать этому пути?

– Думаю, ни перед Бородиным, ни перед Клоковым, не стояла самоцель – сформировать репертуар, которого ни у кого нет. Точно так же, как такая цель не стоит и передо мной. Просто в каком-то случае тебе легче говорить о важных для тебя вещах на материале понятном и известном, но чаще это легче делать на материале, который и ты, и зритель воспринимаете свежим глазом. Как только ты берешь пьесу, которую все профессионалы знают, ты вступаешь в определённое соревнование. Начинается спринт – кто выше, дальше, сильнее. Для меня эта ситуация дискомфортная. К примеру, мне предлагали поставить «Валентинов день» Вырыпаева. Это абсолютно гениальная пьеса, но я уже видел три постановки, и на меня это давит. «Убийцу» тоже успели поставить во многих театрах, но я не видел этих спектаклей. Я понимаю, что в этом случае мы в определённом смысле тоже продаём кофе латте, который есть у всех, но мне кажется, что есть вещи, в которых не надо бояться с кем-то совпасть.

Если я беру «Сон в летнюю ночь», я понимаю, что это название никого не удивит. Но это не тот спектакль, который нацелен на удивление репертуарным ходом. Это подарок театру на юбилей, подарок артистам, зрителям. И это важно. А есть спектакли, в которых театральность уходит на второй план, а на первом плане – мысль, высказывание, что-то ещё, для чего театр должен стать лишь инструментом.

Так произошло с Аготой Кристоф. «Толстая тетрадь» – действительно моё, очень личностное высказывание. Спектакль репетировали сразу после войны в Грузии. Я помню, как народ радовался: мы показали этим грузинам, где раки зимуют... В этот момент война вдруг стала очень реальной и – одновременно – перестала быть чем-то ужасным, превратилась в политический инструмент. Тогда у меня и возникло совершенно чёткое ощущение, что «Толстую тетрадь» надо ставить сейчас. Мне захотелось сделать спектакль о том, что война – зло в любых проявлениях, и как только мы об этом забываем, мы попадаем в очень опасную ситуацию, когда война может начаться в любой момент.

Тактика и стратегия искусства

С момента Вашего согласия стать советником губернатора по культуре прошло три месяца. Какие вы ставили перед собой цели, когда давали своё согласие, и какие у вас появились реальные возможности в этой сфере?

– Надо понимать, что это были за три месяца – это время между парламентскими и президентскими выборами. Время, когда стоял, по сути, вопрос о том, по какому вектору будет строится политическая жизнь региона. И я понимаю, что губернатору было меньше всего дела до вопросов внутренней культурной политики. Это базис, это Карл Маркс, которого никто «не отменял»: сначала идёт политический и экономический базис, а потом уже культура всё это «сшивает».

За эти месяцы я встретился с огромным количеством людей, у меня появились определённые наработки. На недавней встрече с Никитой Юрьевичем мы разговаривали о том, как будет строиться наша работа. Я внёс целый пакет предложений, сформированный по результатам работы, в том числе работы с департаментом культуры.

Как Вы определяете для себя задачу-максимум на этом посту?

– Я не ставил перед собой глобальных задач. Есть понятие «культурная политика». Это стратегия и тактика – то, чего мы хотим, и то, как мы этого добиваемся. Вопрос номер один: кто стратег? По сути, стратегом должен быть глава департамента культуры. А должность вакантная… Это и есть сейчас главная интрига.

Театр, лаборатория, тексты для ПТЖ, передачи на радио, всё-время новые проекты, должность советника губернатора по культуре. Иногда возникает ощущение, что вы существуете на пределе, делаете почти невозможное – по-крайней мере в условиях отдельно взятого города, где, по вашим же словам, не очень здоровая атмосфера – экономическая, социальная, культурная.

- Такое существование – «на пределе» – безотносительно города Кирова. В Петербурге я жил примерно в таком же ритме. Но КПД здесь гораздо выше. Чем дольше живу здесь, тем больше понимаю, что всё не так уж плохо, как мы привыкли считать. В тоже время, ситуация в Кирове, безусловно, нездоровая, если расценивать её объективно. И мы обязаны расценивать её, как нездоровую. Просто нужно отдавать себе отчёт в том, что в России – на большей части территории – ситуация ещё более нездоровая, и это как-то отрезвляет.

У нас сейчас идёт турне по районам области – недавно были в Уржуме, Зуевке, скоро будем в Слободском и Кирово-Чепецке. В таких поездках начинаешь понимать, что провинция не в Кирове – провинция в Уржуме. С другой стороны, когда возвращаешься из Москвы, ты опять же понимаешь, как тут неплохо. Вот мы провели двое суток в столице. И что мы сделали за это время?

Подготовили и сыграли два спектакля. Здесь мы это делаем постоянно, а там я каждый вечер руки не мог поднять от усталости. Москва выпивает из тебя все соки. Одна дорога чего стоит. От Театра.doc до РАМТа, казалось бы, всего сорок пять минут – всё рядом, всё в пределах Садового кольца, но эта дорога отнимает столько сил...

Весь вопрос в том, с какой точки зрения смотреть. После последних поездок, могу с уверенностью сказать, что в Кирове с точки зрения культурной жизни всё не так уж плохо. По-крайней мере, мне здесь не скучно!

Юлия Ионушайте

Кировская правда - 16 марта 2012

« Назад