Алые паруса на самом деле белые

Борис Павлович представил свой самый загадочный спектакль.

Уже судя по ироничной новелле о женщинах Грина в «Так-то да» можно было ожидать, что скоро здесь возьмутся за «Алые паруса».

Действительно: ставшее символом пустых девичьих мечтаний о богатом и родовитом принце-капитане - разве оно и есть наше все? Да и кто из современников сейчас вспомнит этот неудобочитаемый текст (что-нибудь кроме «счастье сидело в ней пушистым котенком» или про «сон крепкий, как молодой орех»)? Поэтому ничуть не удивительно, что Павлович принял гриновскую феерию как провокацию - к еще одной своей режиссерской трактовке, коими питерский интерпретатор классики все время в Кирове и занимается. Тем более что в общественном сознании, страдающем застойными явлениями, ничего кроме старого фильма Птушко с Вертинской и Лановым не отложилось.

Павлович сообщал, например, что в прочтении Грина ему близок Ларс фон Триер с его знаковой картиной «Рассекая волны», где все о сопротивлении мира - человеческой личности (жители городка тоже шельмуют и травят мечтательницу Ассоль). Так что он делал спектакль о человеке, который хочет для себя какой-то другой жизни, а не данной ему от рождения. И как всегда, решая столь амбициозную задачу, режиссер далек от прямого высказывания и реалистического изложения сюжета. При том что алые паруса - это символ мечты, «не имеющей ничего общего с законами бытия и здравого смысла», как же увлечь ею наше неромантичное юношество?

Начав спектакль, молодые артисты пытаются подкупить зрителя - чуть помоложе, чем они сами - доверительной интонацией и рассказом своих собственных детских мечт и обид. О море, например, к которому стремится каждый житель материка, или о собаке, что родители пообещали, да в итоге подменили игрушкой. Простенько, но все ж поинтересней, чем грезить о принце. Между прочим, это было подано как урок: когда один человек говорит о чем-то очень личном, а все его внимательно слушают, не перебивают и не прикалываются (по обстановке в зале чувствовалось, как это дико, непривычно для шустрых и нетерпеливых школьников).

Потом все артисты разделились на Ассолей и Грэев, чтобы придать любовной истории притчевый, замысловатый характер, и назагадывали много загадок. Например, почему все девушки были одеты маленькими белыми лебедями (а в трогательной сцене, где Грэй находит много спящих в лесу Ассолей, девушки делают руками лебединые шеи и клювы - зрители очень смеялись), и что эти лебеди получили в конце спектакля: не принца в руки, а очередную неземную мечту в виде кисейного кораблика?

А главное - кто такие были сладкая парочка заслуженных артистов Геннадий Иванов и Татьяна Махнева, лучший дуэт спектакля, которому здесь позволено говорить на языке нежности? Предположительно, это земные, постаревшие Ассоль и Грэй, которые, прожив жизнь бок о бок, вначале бранятся, но потом оказывается - только тешатся, потому что милы друг другу.

И как почти всегда в спектаклях театра на Спасской, главное - зрелищность и выразительность. Музыка и танец. Стильные лаконичные декорации Елены Авиновой (тоже загадка, почему гирлянды корабельных флажков сильно напоминают стираное белье, а паруса белые?).

А кроме того, верность тексту - на седьмой странице которого артистка Екатерина Романова заснула, в чем и призналась - но к коему Борис Павлович все равно декларирует самое трепетное отношение. Он во что бы то ни стало желает донести его до юного зрителя, который книжек не читает. А для этого надо мало того что сказать - еще и станцевать, и написать слово крупными буквами на экране. Вот тогда, глядишь, дойдет.

Но когда девушки по очереди произносят мутный эзотерический монолог «о двух Ассолях в одной» - оно, увы, неподъемно для восприятия не то что школьника, а и взрослого, настроенного зрителя. Однако общая энергетика спектакля хорошая, сделано «круто», так что в итоге премьерная публика благодарна и резво аплодирует, крича и посвистывая.

Мэри Лазарева

Вятский наблюдатель - 03 июня 2011

« Назад