Против дуализма
Весь мир может казаться монохромной коробкой страстей и ужаса, и как же хочется жить размеренно, по линеечке, в соответствии с таблицей социальных ГОСТов. Как хочется упорядочить свои действия и весь человеческий космос, словно книги на полке. Скукожиться, свернуться в комок и стать жирной, четкой точкой на плоскости. Важной, незаменимой. Правильной, правильной, самой правильной, самой красивой точкой.
Однако же мир несоизмерим человеку, он не черный и не белый, даже не плоский, чему мы так упрямо продолжаем верить, рисуя систему координат нравов с двумя векторами – «хорошим» и «плохим». Человек все еще живет, веруя, что рассудок сильнее чувства. Что хаос, панический, как внезапное пробуждение посреди ночи, возможно исследовать, засушить и описать в сносках гербария по человековедению. Что из унылого быта, скрутившегося уроборосом, можно выпарить концентрат счастья, хрупкого, как хрустальный бокал, оставленный на краю шаткого стола.
Повесть «Дуэль» Антона Чехова – одна из самых длинных и сложных в творчестве писателя. Ее сложность, впрочем, заключается скорее в структуре письма, как это было отмечено Чеховым в переписке с Алексеем Сувориным, издателем газеты «Новое время», в которой повесть была впервые опубликована. Суворин посоветовал Чехову поменять название «Дуэль» на «Ложь», однако автор решительно отклонил правку, объяснив это тем, что называть «ложью» уместно лишь сознательный обман: ложь бессознательная, безотчетная – вовсе не ложь, а ошибка.
В сценической версии «Дуэли» режиссера «Театра на Спасской» Егора Чернышова мы также видим оптимистичное отношение к природе человеческих поступков. Этические полемики и прения, развернувшиеся в кубе большой сцены, ведутся вовсе не о том, как вычислить и наказать ложь: герои спектакля ищут правду жизни и нематериальную опору в трудную минуту, меняются и меняют других.
Вот максималист Фон Корен (Михаил Андрианов): зоолог и человек науки, испорченный, скорее, не немцами, как выразился о нем друг, а англичанами (хотя списывать Ницше со счетов мы не будем – такова эпоха; по не очень счастливому совпадению Заратустра начал говорить в том же году, когда впервые прозвучал термин «евгеника»). Фон Корен безоговорочно предан теории эволюции и не сомневается в полезности насилия во благо чистоты человеческого вида. По его мнению, субъекты вроде главного героя Лаевского не достойны ни счастья, ни жизни.
Напротив него, однако, не в противопоставлении – молодой дьякон Победов (Ирек Галлямов), лицо смиренного христианского гуманизма, блаженный поэт. Много смеется, до последнего не вмешивается в конфликты и ничем особо не занимается, разве что ходит «на пристань бычков ловить», точно там его ждет Спаситель.
Главный герой повести Лаевский, отчаянно сыгранный артистом Данилом Русиновым, истощенный тоской по Петербургу, мнительный и потерянный, существует в постоянной неопределенности. Оправдывая собственное поведение невозможностью быть честным и правильным вдали от северной столицы, он примеряет на себя типажи русской классики, видит собственное отражение в героях времени и тут же винит себя в отсутствии идеалов. Лаевского тянет бежать без оглядки, словно это мир диктует ему его же поступки. Лаевский живет во лжи самому себе – лжи, так или иначе, искренней, спасительной от надрыва, расползающегося по грудной клетке героя болезненной трещиной.
Этот достоевский «надрыв», непереводимый и истинно русский, определяет как главного персонажа спектакля, так и сценографию (Николай Слободяник) – простую, угловатую, почти грубую в своих геометрических формах. Приподнятая сцена-пандус, очевидно, использована для изменения перспективы, что подчеркивает выразительность актерской игры: наклонив сцену к зрительному залу, художник и режиссер изменили привычное пространство так, что каждый артист всегда находится в поле зрения. В то же время небольшое изменение угла плоскости сцены – это образ, заключающий в себе текст и подтекст повести. Мы вполне можем трактовать этот прием как аллюзию на Кавказские горы, где развивается сюжет спектакля. Точно так же пандус, кажущийся непрочным и скользким, заставляет чувствовать необъяснимое беспокойство и держит особо внимательного – или нервного? – зрителя в тихом, бессознательном напряжении. Все кажется зыбким, шатким, будто тот самый злополучный бокал вот-вот скатится с белой скатерти и разобьется с пронзительным звоном, как сам Лаевский, как его подруга Надежда Федоровна (Нина Чернышова), чья беспечная жизнь начинает стремительно рассыпаться после вести о смерти мужа.
Естественная, монохромная световая картина, скромная сепия костюмов, минимум реквизита и «уродливые», как обозначил Чехов в повести, схематичные тени деревьев за поднятой черной ширмой: ничто на сцене не отвлекает от игры артистов, занимающих главенствующую роль и в ткани повествования, и в визуальной системе образов. Повесть о человеке должна быть рассказана самим человеком, его телом и голосом, а не пышной декорацией или одухотворенной музыкой в миноре. «Дуэль» – не про антропологию. В ней заключена огромная жажда жизни и гуманизма. Именно поэтому спектакль хочется исследовать, как под стеклом микроскопа, но живое искусство, как и человек, такого обращения не терпит.
Как же хочется перестать говорить метафорами, ловко сложить ногу на ногу, чопорно выпрямить спину и удариться в трюизмы о пустых и полных стаканах – или бокалах – о вечном конфликте скепсиса и жизнелюбия, с такой невыносимой легкостью определяющих палитру мировоззрения. И как было бы приятно сопоставить социальный дарвинизм и религиозное смирение как ключевые понятия всего действия, точно нет и не было ни реалистичных любовных драм, ни разрывающих зрительское сердце метаний Лаевского. Можно было бы рассказать о печоринстве и базаровщине, о русском декадентстве и гуманизме, но все это так тошно, так скучно и пусто – так же, как и человеческая жажда дуализма, обсессивная и даже ироничная в контексте описания «Дуэли».
Два шага вперед, один шаг назад. Оступился, выпрямился, снова – два шага вперед, шаг назад. Два шага вперед – к счастью, к миру и покою, шаг назад – от скуки, злобы и упадничества. Герои движутся в унисон к одной простой цели.
Где-то там в душевной буре мягко светится правда жизни.
Ольга Шредер
блог для начинающих критиков Start Up (проект СТД РФ) - 10 марта 2020
Читайте также
Театральные забавы // «Вестник Поволжье». - 25 февраля 2020. № 4. Альфия Табаева.
«Затворник и Шестипалый»: опыт прочтения // - 03 февраля 2020. Мария Сандалова.
Лето на языке // «Сцена». - 23 января 2020. № 4 (120). Наталья Панишева.
Улетай! Наставления юношеству от затворника Пелевина // «Вятский наблюдатель». - 23 декабря 2019. Мэри Лазарева.
Три дня лаборатории «Избранное» в театре на Спасской, которые потрясли Вятку // «Вятский наблюдатель». - 13 ноября 2019. Мэри Лазарева.